Сидя на старой постели, Толуй принял чашу соленого чая с молоком своими огромными ручищами и шумно выхлебал его. Басан и Унэген вошли и поклонились пастуху и его жене, которые смотрели на чужаков с откровенным ужасом.
— Вам нечего бояться, — успокоил их Басан, принимая чай, чем заслужил презрительный взгляд Толуя.
Молодому воину было наплевать на всех, кроме Волков.
— Мы ищем женщину с пятью сыновьями и дочерью, — сказал Толуй.
Голос был слишком громким для маленькой юрты. Жена пастуха подняла испуганный взгляд, и у Унэгена с Басаном сердца заколотились быстрее. Толуй тоже заметил взгляд женщины.
— Ты их знаешь? — подался он вперед.
Пастух отшатнулся, явно перепуганный видом огромного чужого воина.
— Мы слышали о них, но где они — не знаем, — ответил он.
Сидя неподвижно, чуть приоткрыв рот и обнажив белые зубы, Толуй в упор смотрел на пастуха. Находиться в юрте стало опасно, и все это ощутили.
Тут вбежал маленький мальчик и резко остановился, увидев чужаков в доме родителей.
— Я заметил лошадей, — сказал он, глядя на всех большими темными глазами.
Хмыкнув, Толуй поймал мальчика, посадил на колено, перевернул вверх тормашками и стал подбрасывать. Мальчик захихикал, но лицо Толуя оставалось непроницаемым, и пастух с женой оцепенели от ужаса.
— Нам надо их найти, — сообщил Толуй, громким голосом заглушая смех ребенка, которого без видимых усилий держал на вытянутых руках и подбрасывал так, что мальчик становился ему на колено.
— Еще! — выдохнул мальчик.
Женщина поднялась, но муж схватил ее за руку.
— Вы их знаете, — уверенно заявил Толуй. — Скажите, и мы уйдем.
Он снова перевернул их сына вверх тормашками, не обращая внимания на его восторженные вопли. Склонил голову набок в ожидании их ответа.
— Женщина с сыновьями живет в дне езды отсюда, на севере. У них всего две юрты и несколько коней. Они мирный народ, — прошептала женщина.
Толуй кивнул, наслаждаясь властью над этими людьми, пока их сын был в его руках. Напряжение в юрте стало почти невыносимым, но тут он поставил мальчика на землю и подтолкнул его к родителям. Мать обняла сына и закрыла глаза.
— Если вы солгали, я вернусь, — предупредил Толуй.
В его темных глазах читалась явная угроза, а его огромные руки легко могли разорвать ребенка. Пастух упорно отводил взгляд и смотрел в пол до тех пор, пока Толуй и его спутники не покинули юрту.
Воины вышли наружу, и Толуй заметил большую собаку, появившуюся из-за юрты. Пес был слишком стар для охоты и глядел на чужаков белесыми полуслепыми глазами. Толуй осклабился, и пес ответил глухим гортанным рыком. Воин, хмыкнув, уверенно и быстро схватил лук. Басан нахмурился, когда увидел, как Толуй целится в собаку. Стрела вонзилась псу в глотку, и он задергался и будто закашлял. Мужчины ударили коней пятками и ускакали прочь.
Чуть позже они остановились отдохнуть, стали готовить мясо. Толуй находился в добром расположении духа. Вяленая баранина была не очень свежей, сыр чуть подванивал и пощипывал язык.
— И что велел сделать хан, когда мы их найдем? — спросил Басан.
Толуй сердито посмотрел на старшего воина, словно тот своим вопросом нарушил мирный ход его мыслей. Ему нравилось усмирять воинов взглядом, а они шарахались от силача, который одним ударом кулака сбивал коня на колени. Толуй не отвечал, пока Басан не отвел взгляда. Еще одна маленькая битва была выиграна.
— Что захочу, то и сделаю, — заявил Толуй, наслаждаясь победой. — Хотя сам хан приказал приволочь к нему старших. Привяжу их к хвостам коней и заставлю бежать всю дорогу.
— Может, это не те, кого мы ищем, — напомнил молодому воину Унэген. — В конце концов, у этих есть юрты и лошади.
— Посмотрим. В любом случае коней мы угоним, — сказал Толуй, улыбаясь своим мыслям.
Илак и не предполагал, что тут можно чем-нибудь поживиться, но никто не станет оспаривать права Толуя на имущество семьи Есугэя. Их судьба была решена в тот день, когда племя их бросило. На них не распространялся закон гостеприимства. Это были бродяги, у которых нет хана, защищающего их. Толуй рыгнул и засунул руки поглубже в рукава халата, намереваясь заснуть. Хороший выдался день. Вряд ли настоящий мужчина может пожелать большего.
Смахнув с глаз пот, Тэмучжин скрепил последние жерди для небольшого загона для коз и овец, готовых дать приплод. Маленькое стадо увеличивалось, так как ртов в семье было немного. Два года назад братья вместе со странниками отправились продавать шерсть и мясо в обмен на войлок. Они наторговали достаточно, чтобы сделать две маленькие юрты, и от взгляда на них у Тэмучжина всегда становилось легче на душе.
Неподалеку Хасар и Хачиун стреляли по мишеням, сделанным из нескольких слоев войлока, обмотанных тряпками. Тэмучжин выпрямился и потянул затекшие мускулы, опершись на ограду. Он смотрел на братьев, и мысли его вернулись к тем первым месяцам, когда за ними по пятам шли смерть и зима. Им пришлось туго, но свое обещание мать сдержала. Они выжили. Без Бектера между братьями возникла крепкая дружба, и они каждый день от рассвета до заката трудились вместе. Прошедшие годы закалили их. Все свободное время, если они не занимались стадом и не готовили товар на продажу, братья уделяли оттачиванию боевого мастерства.
Тэмучжин потрогал кинжал на поясе. Время от времени он точил его, чтобы легко резать кожу. В его юрте висел лук, равный тому, что был когда-то у отца, — прекрасное оружие с внутренним изгибом из блестящего рога. Когда Тэмучжин натягивал тетиву, она резала пальцы, словно нож, и ему понадобилось много месяцев, чтобы они загрубели. Этот лук еще ни разу не убивал человека, но Тэмучжин знал, что, если надо будет, он пошлет стрелу точно в цель.
Прохладный ветерок прошел по зеленой равнине, и он прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как ветер осушает пот на лице. Тэмучжин услышал, как в своей юрте мать поет песенку для Тэмуге и Тэмулун, и улыбнулся, забыв на время то, как они боролись за свою жизнь. Ему и так нечасто случалось побыть в покое и тишине.
Семья Есугэя вела торговлю с пастухами и отдельными семьями. Они с удивлением обнаружили, что кроме великих племен, пасущих скот, в степях есть и другая жизнь. Кто-то был изгнан из племени за преступление, убийство или прелюбодеяние. Другие родились без защиты хана. Такие люди были весьма осторожны, и Тэмучжин вел с ними дела только для того, чтобы как-то жить. Для рожденного в ханской юрте они по-прежнему были проходимцами без роду и племени, недостойными даже презрения. Тэмучжина не радовало, что и он оказался таким же, как они, и братья разделяли его недовольство. Взрослея, они все чаще думали о том, какой могла сложиться их жизнь. Один-единственный день навеки лишил их будущего. Тэмучжин приходил в отчаяние от мысли, что ему придется до самой старости влачить жалкое существование, довольствуясь горсткой коз и овец. Илак отнял у них все. Не только права, положенные им по рождению, но и целое племя, большую семью, которая защищает своих и делает жизнь сносной. Тэмучжин не мог простить Илаку этих тяжелых лет.
Услышав, как воскликнул от радости Хачиун, Тэмучжин открыл глаза и увидел стрелу в самом сердце мишени. Он выпрямился и пошел к братьям, поглядывая вокруг себя. Он всегда так делал. Мальчики не могли чувствовать себя в безопасности и постоянно жили в страхе, что на горизонте вот-вот появится Илак во главе десятка угрюмых воинов.
Со временем это ожидание притупилось, но не исчезло из их жизни. Тэмучжин понимал, что можно жить и в тени великих племен, не привлекая ничьего внимания. Но в случае набега они могли потерять все. Тогда на них станут охотиться как на диких зверей, а их юрты уничтожат или заберут себе.
— Ты видел, как я выстрелил? — спросил Хачиун.
— Я смотрел в другую сторону, — покачал головой Тэмучжин. — Но лук отличный.
Как и тот, что висел в его юрте, лук младшего брата был с двойным изгибом и сушился больше года, прежде чем к нему приклеили и примотали вываренные пластины бараньего рога. Потом в юртах несколько недель воняло рыбьим клеем, но дерево приобрело твердость железа, и они гордились делом своих рук.